История цвета облака

Поделиться

Сначала пропал Роджер. Прямо основательно пропал: его не было во вторник ни в школе, ни онлайн; в среду его мама позвонила учителю и сказала, что у них небольшие неполадки в семье (тогда-то я сразу поняла, что она его покрывает – в семье у него всегда всё было отлично), и Роджера я снова не увидела. И, наконец, когда в его любимый четверг – любимый, потому что шестым уроком была его опять же любимая астрология, – он не появился, я окончательно и бесповоротно испугалась. Думать о плохом дико не хотелось, потому что это было неправильно.

А потом свалились облака. Буквально.

Мы с Роджером живём в довольно-таки большом городе. И весь этот большой город – все знакомые и незнакомые закоулки, все лестничные площадки, оплетающие по бокам старые многоэтажки, все мосты, автостоянки, парки, всё – абсолютно ВСЁ – окутал очень плотный туман. Он был таким же, какими и были облака всё это время – непроницаемо-серым, таким серым оттенком облаков, иногда висящих над городами, который нагоняет задумчивость. И удрученность. А еще романтическую тоску. Только вот туман – не облако, поэтому он вызвал у людей злобу, страх или досаду. А у меня тихий удивлённый вздох – и снова вернулось беспокойство.

Мы тогда всем классом сидели на уроке географии на первом этаже, окнами как раз в сторону большой рощи цвета осени. Но только из-за не уходящего с самого утра тумана (а мы ведь только догадываться могли, что это лишь начало) мне с удвоенной силой приходилось вглядываться в едва виднеющиеся кроны – сегодня резкие переходы листвы от потухше-зелёной к бледно-золотой, малиновой и закатной красной через призму белой завесы виделись такими белыми, что я подумала: «Миленько, что ж. Я назову это новое время года зимосенью». Но потом началось нечто действительно из ряда вон. Туман едва ли не у нас на глазах стал пластами ложиться на землю. Это трудно описать. Просто он всё утолщался и утолщался, будто поглощал все предметы, и они медленно исчезали в его молочных пучинах. Одних пугало, что они не доберутся домой, других – что их родители не смогут на своих машинах вырулить в нужном направлении и попадут в аварию, третьи были просто впечатлены этим зрелищем – постепенно из поля зрения исчезало всё, что находилось в радиусе одного метра за окном. Можно представить, какая паника началась, когда туман стал немного проникать внутрь школы. Я тихо смеялась над испуганными до обморочного состояния одноклассниками и про себя громко грустила о неведомой беде Роджера, из-за которой он сейчас не может повеселиться со мной.

Дома – нас, детей, развозила аварийная машина, – эта мысль снова пришла мне в голову. «Не может повеселиться со мной. Беда». А с чего это я взяла, что он не может? С чего я взяла, что именно беда? Но что ж ещё тогда мне остаётся думать?

Правильно, шепнул загадочный голос в голове, ничего тебе думать не надо. Надо вспоминать. Ну, конечно же!

И я вспомнила. Два дня до его исчезновения. Мы гуляли около заброшенного здания на самом краю города, а Роджер рассуждал:

– Взять хотя бы вон то облако – посмотри, оно формы идеально вылепленного снежного шара, – говорил он, показывая пальцем на небо.

– Какой же он идеальный? – отвечала я. – У него края растрёпанные и…

– Отказываюсь верить, что такое облако не более чем облако, – продолжал он. Ничего удивительного. Если Роджер увлекается какой-либо мыслью, то общается, в общем-то, именно с ней.

– Мне кажется, Мелани, прямо сейчас над нами летит очередной Небесный город.

– Очередной? Погоди, думаешь, их так много?

– Ну, да. У нас же в стране много городов? Вот и небо, считай, целая страна, а её города – облака.

– Но облаков-то всегда неравное количество, – усмехаюсь я. – Что же, они исчезают, как только появляются?

Он задумался.

– А ты знаешь, почему они исчезают? – спрашивает Роджер. Я отрицательно мотаю головой. Над нами плывут теперь громоздкие, серо-белые облака, края которых просвечивает алое вечернее солнце. Похоже на пломбир и клубнику.

– Потому что проигрывают в войне с ветром, – по лицу видно, что такой вывод удивляет его. По сути, меня тоже – он слишком трагичный для лёгких, пушистых, добрых облаков. Это я ему и говорю.

-Может, они потому и проигрывают, что добрые. Они не хотят воевать. Это не их стихия, – говорю я. – Боже мой… Ты только представь – одно столетие за другим облака молча плывут по небу, всё ожидая, когда ветер настигнет одного из них. А они, беспомощные, будут плыть всё дальше и дальше, пока то же самое не случится с каждым.

Мы стоим и молча смотрим на небо. Оно очень спокойное, в отличие от наших мыслей.

– Мелани, – произносит Роджер, – мы должны им помочь.

Я с ним согласна, только вот… Есть ли смысл в том, что абсолютно беззащитные, слабые существа будут оказывать помощь таким же, только ещё и безвольным существам? Однако я не спорю. Потому что он прав.

На этом воспоминание оборвалось. И пришли мысли, одна абсурднее другой. Так какого же чёрта всю эту неделю может делать Роджер, чтобы не появляться на людях?

Дорога до самого края города была на удивление легче, чем из школы до дома. Возможно, потому что сама витающая в голове догадка делала так называемый туман мягче – даже по характеру. Он сам чуточку расступался с каждым моим шагом. Луч карманного фонарика рассекал белизну пространства. Потом он упёрся в стену заброшенного здания.

И я увидела, как Роджер сидит на обломке стены. И говорит что-то облаку. Большому, пушистому, белому облаку. Потом облако соскользнуло вниз и поплыло вдоль по улице, мимо ряда таких же заброшенных домов.

– А вот и ты, – чертовски довольно говорит Роджер. В это мгновение я даже не знаю, что мне надо делать – ситуация цветёт невероятно абсурдными красками. Поэтому я просто подхожу к другу и сажусь рядом.

– Ну, и как ты?.. – я запинаюсь. Что мне спросить? «Как ты понимаешь облака?» или «Как ты тут сидишь уже неделю без воды, еды и интернета?»

– Ты и представить себе не можешь, насколько просто, – отвечает он. Видимо, это ответ на все вопросы сразу. И одновременно это ответ ни на что. Ещё одно облако, только куда меньше, плавно спустилось по улице, совсем немного задев моё плечо и смешавшись с клубящимся вдалеке туманом.

– В понедельник после школы я пришёл сюда. Ходил и думал. Я не знал, как мне сказать что-то небу. А потом, представляешь, оно само меня услышало. Ну, и началось, – Роджер невнятно махнул рукой в сторону тёмной безлюдной улицы, куда сбегали облака.

– Мелани, я тут понял кое-что.

– Что же?

– Мы сами сейчас в Небесном городе. Выходит, я был прав, – он улыбается во все тридцать два зуба. И я тоже невольно начинаю улыбаться. Я дружу с основателем самого первого в истории человечества Небесного города.

Дурак ты, Роджер. А ещё гений. Поэтому мы и общаемся.