Мир под панцирем

Очень давно в Англии существовал один заурядный маленький город. В нём жили такие же, как и везде люди, и тяжело там жилось так же, как и в любом другом уголке мира. В общем, город этот не нёс в себе абсолютно никакой ценности, чтобы вдруг очутиться заключённым в эти строки. Он и не играет особой роли. Но на его окраине так не к месту расцвёл благоухающий рай.

Каждый день, с нежной пеленой сонной зари и до бледной Луны, сотни цветов распускали свои лепестки, и аромат, смешиваясь, летел от самого сада до первых домов города и даже дальше, совсем в другую сторону – в ближний лес. Это был миниатюрный мир, заключённый в клумбы и питающийся солнечным светом и смехом – такое ощущение возникало у любого, кому посчастливилось хотя бы раз стоять в лабиринте оград и свешивающихся в разные стороны цветочных бутонов и стеблей.

Этот сад возвёл богатый эстет- мечтатель. Эвери – так его звали, – повезло с семьёй. Родись он среди грубых условий реального мира, хрупкое сердце могло бы сгинуть в тисках бедности или навсегда исчезнуть, оставив своего хозяина абсолютно пустым. Так в это время бывало со многими.

Но мальчик рос в заботе, внимании и одобрении всех своих шалостей. Поэтому сейчас, с восхищением и гордостью созерцая работу своего воображения и – немного, – садовников, он целыми днями бродил, лежал, сидел на траве и на редких скамейках среди моря поднятых к небу разноцветных голов. Здесь, в самом сердце мира, созданного его ветреной душой, всё и вся были друзьями. Юноша мог доверять только им.

Был, правда, один уголок, куда он крайне редко наведывался. В той части сада, что смотрела на лес. А там, бок о бок со скромными анютиными глазками и шиповником, обитала крохотная улитка. Как ни странно, но самым несчастным существом в саду была именно она. Весь её досуг представлял собой сначала медленный, сложный подъём вверх по шиповнику, а потом, уже в темноте ночи, спуск обратно, на сырую промозглую землю. Но боль от шипов, которых не получилось миновать, усталость и отчаяние просто исчезали, когда с поверхности самого высокого листа она, наконец, могла видеть и огромный, живущий воем ветра и клёкотом птиц простор равнины, расстилавшейся перед лесом, и гигантскую стену деревьев, подпирающую облака. И целый день, дождь ли, солнце, или заморозки, малюсенькая садовая улитка с трепещущей от восторга душой глядела на лес и видела себя его сестрой, птицей, ручьём, – да кем угодно, – но и мысли в её голове не было, что она – жалкий моллюск, одинокий обыватель сырой земли.

По совпадению, в один из таких грустных моментов, когда наступала пора разогнать похожий на мечту сон наяву, и улитка, поникшая, начинала свой обратный путь, Эвери по периметру обходил свои владения. Из всех мест, которые он мог выделить в своём саду, этот был самым его нелюбимым – он был скромен и мал, никакие широкие лепестки не возвышались над головой, и спокойно можно было узреть всё то, что находится за пределами этого места. В общем, то, что юноша уже успел забыть и наказал себе не вспоминать. И лишь случайный взгляд, равнодушно брошенный на куст, дал увидеть ему незнакомку. Казалось бы, это должно было быть совершенно обыденное зрелище – вид улитки, ползущей по кусту. Но только – он скорее почувствовал это, чем заметил: более печального, ещё сильнее говорящего о чужой боли жеста трудно было представить.

-Что ты здесь делаешь? – начал он без приветствия. Сначала улитка и не посмотрела на него. Потом, полуобернувшись, она увидела высокое странное создание, которое никогда не видела до этого. Она невольно сравнила его с лесом, с тихим удовлетворением заметив, что оно далеко не такое высокое и великолепное.

-Я ползу на землю, – не сразу ответила улитка. Так неожиданно было встретить кого-то, кто, как и она, общается словами, а не шёпотом ветра и листвы.

-А что же ты делала наверху? Знаешь, у тебя ведь был очень печальный вид.

-Ах, вот оно что, – улитка начинала понимать, почему никогда не виденный ею раньше человек вдруг решил к ней обратиться. – Я каждый день забираюсь на шиповник, чтобы посмотреть на лес и небо. Взгляни, – и она повернулась туда, куда указала. Эвери посмотрел туда же, но ничего, кроме унылого, промозглого завывания невидимых ветров, гоняющих тяжёлые серые облака, ему увидеть не удалось. Он обернулся назад, на бескрайнее море сада – разум охватил аромат далёких роз и георгинов.

-Неужели это может заменять тебе твой цветущий дом? – спросил он. Улитка горько усмехнулась.

-Мой дом – холодная земля, как же ты не понимаешь? Это твой удел, человек – быть там, где ты хочешь, и выбирать. Мне же достались тяжёлая раковина и издевательски недостижимые мечты.

Эвери молчал.

-Кем же ты тогда хочешь быть? – наконец, спросил он.

-Я не знаю, – призналась она. – Я не знаю, какое существо на земле обладает полной, абсолютной, неприкосновенной свободой, но я всей душой хочу быть именно им.

 

После этой встречи юноша стал чаще приходить к тому самому кусту шиповника, чтобы увидеть маленькую улитку. Он слушал рассказы о мечтах, о том, что она придумывала сама. Он был как читатель, переворачивающий страницы книги, которая его не захватила – слушал порой из интереса, порой из скуки. Порой из жалости. Но это была жалость, похожая на жалость к юродивому – с оттенком брезгливости.

Он видел существо, такое же чувствительное и живущее мечтами, как он сам, близкое по духу, какими ещё не были даже цветы, и не понимал его мира. Эвери не понимал, и это сильно задевало его самолюбие.

А улитка впервые в своей жизни обрела друга. Да, именно так она и считала, и была от этого действительно счастлива.

Ближе к осени мимо сада пролетал чёрный дрозд. Усталый, он внезапно почувствовал поднимавшийся откуда-то снизу прекрасный аромат цветов, и не мог не опуститься на землю. Миновав небольшой полог из крон деревьев, птица увидела широкое, разноцветное полотно сада с узкими дорожками, словно посреди пустынного холодного поля кто-то волшебный решил построить лабиринт для фей. На одной из скамеек сидел юноша, и дрозд спикировал на её спинку, рядом с ним.

-Здравствуй, – начала птица, не обратив особого внимания на то, как вздрогнул тот, к кому она обратилась, – как тебя зовут?

-Эвери, – напряжённо ответил он, – меня зовут Эвери. А…

-Эвери, что это за место? – продолжил дрозд. – Я почувствовал аромат цветов, едва ли не касаясь крылом облака.

Юноша чуть зарделся. Он приподнял голову повыше, губы растянулись в дружелюбной улыбке, и Эвери сказал:

-Это мой сад. Вернее, это мой мир. Когда-то я возвёл его, чтобы он радовал меня своим видом и своим запахом. Но с тех пор прошло много времени, и теперь он не просто развлечение для глаз и обоняния, он часть меня, а я часть его. Видел ли ты тот далёкий мир, птица, что лежит за пределами этого сада? Он так несовершенен, так уродлив, что меркнет перед моим миром, как меркнут короли и королевы, уходя в прошлое.

-То есть, ты создал свой, менее уродливый мир? – после недолгой паузы спросил дрозд. Эвери опешил.

-Что? – как будто не расслышал, сказал он, почти испуганно смотря на дрозда.

-Ничего. Лучше покажи мне свой сад, пожалуйста.

После этой просьбы к юноше немного вернулось горделивое настроение собственника. Он кивнул, поднялся со своего места и отогнул руку, чтобы к нему на предплечье смогла сесть птица.

Плавно они переходили от самых любимых для сердца Эвери уголков к менее любимым (не имеет смысла подробно описывать эту прогулку – известно уже, что фаворитами у него были самые пышные, самые сладко пахнущие растения). Однообразие это было нарушено только тогда, когда юноша и дрозд подобрались к тому самому кусту шиповника, на котором ползала мечтательная улитка. И сейчас тоже: она сидела на своём обычном месте и слушала завывания ветра в пустом поле и редкий клёкот птиц.

-А это ещё кто? – спросил дрозд, когда она попала в поле его зрения.

-Это садовая улитка. Она здесь живёт, – ответил Эвери. – Так сказать, часть моего цветочного дома.

-Интересно, – задумчиво сказала птица. – Ты с ней дружен?

Юноша немного замялся.

-Да, – наконец, промолвил он. – Мы часто разговариваем. Знаешь, она странная – хочет быть птицей. Ей не нравится мой сад, совсем не нравится.

-Вот как, – вполне искренне подивился чёрный дрозд. – Ладно, мне пора лететь. Мои друзья, наверное, уже пойти достигли того прекрасного тёплого места, куда мы хотели отправиться. Прощай, Эвери!

-Прощай, чёрный дрозд!

И птица вспорхнула с его руки, плавно взлетая до вышины облаков.

Следующий день был, как и всегда, похож на предыдущий. Единственное, что слегка нарушало эту гармонию – сегодня Эвери беспокоился, как бы его улитка не обиделась за то, что вчера вечером по традиции он не пришёл к ней послушать рассказ про море и чаек, который она пообещала придумать. И сейчас, едва цветы раскрыли навстречу утреннему солнцу свои бутоны, он спешил к кусту шиповника.

Вот уже два метра осталось до окраины сада, вот один, вот к Эвери почти прикасаются острые ветви растения, усыпанного малиновыми лепестками. Улитки явно здесь нет. Но как…

Взгляд беспокойно забегал по кусту. Быть может, она там, где-то в глубине сплетённых разветвлений, медленно ползёт к своему излюбленному месту. Или она ещё даже не начинала подъём?..

Эвери оглядел землю под своими ногами. И тоже ничего. И, почти отчаявшись, наконец, обернулся.

Отброшенный недалеко от него, на мокрой от росы земле лежал панцирь. Такой белый-белый и совсем крохотный на фоне однотонно чёрного грунта. И абсолютно пустой.

Он стоял и смотрел на безжизненный, покинутый дом, а в голове вдруг появилась маленькая мечтательная улитка, которая рассказывала ему про море и чаек.

Странное чувство повисло в воздухе. Будто неуслышанный тяжёлый вздох. Это было чувство того, что из сада, из мира, из всего его, Эвери, существа вытекает жизнь, и всё, что он знал раньше, становится таким же пустым, как этот панцирь.