Адди

Поделиться

– Адди, ровно полчаса – и мы выезжаем.

– Отлично, мам, мне как раз хватит. Спасибо!

Ароматное солнцем воскресенье. Как жаль, думала девочка, что именно в такой день, который обязательно нужно провести в компании любимых – мест, людей, запахов, чувств, – они уезжают в другой город. Навсегда. От этой мысли веет холодным одиночеством, что так не вяжется с пронзающим уютный полумрак лучом в чердачной комнатке – вестником летнего вечера.

– Погоди, на что хватит? – спросила мать.

– А как же попрощаться с друзьями? Как бы я могла не увидеть их в последний раз? – её голос был один в один, как у школьной учительницы, которая задала элементарнейший вопрос и не услышала ответа, а теперь пытается натолкнуть на него непутёвого ученика.

– Ах, вот оно что, – женщина улыбнулась. – Ну, я тебя жду. Мы ждём. Передай им прощание от меня.

– Конечно, – сказала Адель. Она натянула соломенную шляпу на голову и направилась к лестнице.

– Адель, – позвала мама. Она помогала ей сложить вещи, и сейчас аккуратно отцепляла плакаты от стены. Когда дочь обернулась, она продолжила:

– Не думаю, что вы видитесь в последний раз. И ты не думай, ладно?

Ласковый свет в глазах матери заставил девочку  улыбнуться. Она слегка кивнула и сбежала по лестнице, сопровождаемая потоком света из окна, поросшего вьюном, и подталкиваемая собственным счастьем. Однако остановилась на половине лестницы, что-то вспомнив, быстро поднялась обратно. Из собранного рюкзака девочка взяла маленький предмет, зажала его в руке, а потом снова слетела вниз по ступенькам.

Улица встретила ее звоном птичьих перепалок, которому здесь не мешала людская  суета. Адель шла вдоль рощи – как раз там, где ходили на работу в ближайшую больницу медики, она – и всё. Это было одно из самых наименее людных мест. Дорога всегда была готова её выслушать. Удивительно, что громкие мысли чаще всего способны услышать неодушевлённые предметы – тогда они становятся для нас живее всех живых.

Душа. Этим и был напоен воздух всё время, когда она сюда приходила – грустить ли, радоваться, даже влюбляться.

Вот сейчас, если присмотреться, будет видно, что сосны справа составляют прямую линию, идущую наискосок, а заканчивается она очень пышным пахучим кедром. Да, вот здесь. Надо по невидимой тропке пройти прямо до кедра, и там…

Берег. Такой красивый, как будто и не из этого мира вовсе, берег тихой узкой речушки, а на той стороне – продолжение рощи,  словно ещё одна река – еловых, сосновых, берёзовых макушек, причудливо отбрасывающих тень друг на друга. Казалось, вечернее солнце расплескало все золото лучей над этим местом, ни капли не оставив городским кварталам. Может, потому что к цвету заката примешивался цвет собственной любви к каждой травинке, а ещё цвет грусти о долгой, невероятно долгой разлуке.

– Что ж, я пришла.

– Наконец, – вздохнул ветер.

Трава у склона забавно щекотала локти и спину. Обидно только было, что нельзя смотреть сразу во все стороны, не пропуская ни мгновения жизни.

Сидя спиной к безумному ритму города, она молча беседовала с природой. Лес шептал ей слова надежды на скорую встречу. Река вполголоса бормотала что-то успокаивающее, ведь она сама была путешественницей – непрестанно текла куда-то очень далеко, на одном  из множества поворотов пропадая из вида. Небо, взбив в  горсти облака, обещало сопровождать её как можно дальше. А потом к Адди на плечо прыгнула белка, чтобы вытянуть из нагрудного кармана рубашки горстку орехов – специально туда положенную.

Это был вечер, который обязательно нужно провести в компании любимых – мест, людей, запахов, чувств. И какая разница, что у неё из этого всего нет только людей?

Пока Адель возвращалась, солнце пело ей вслед. Оказывается, от дома уже отъехал грузовик с вещами и мебелью, и теперь их ждала лишь машина отца. Вот такое маленькое количество шагов осталось сделать, чтобы навсегда проститься с прошлым – а со звуком захлопывающейся двери автомобиля останется только горько-приятная память.

Машина неслышно катилась вперёд. Мимо любимых и нелюбимых площадей, улиц. Школ, больниц, магазинов. Скейтпарков, музеев, жилых домов. В окнах мелькали прохожие. Асфальт был выкрашен в малиновый свет, будто его просветили через цветное стёклышко. Город  сейчас был одной большой артерией прожитой когда-то жизни, по которой туда-сюда,  заставляя сердце биться чаще, носились воспоминания.

Автомобиль  вдруг  начал набирать  скорость, и вместе с тем подниматься в алое небо. Всё выше и выше, не замедляясь и не колеблясь – для него здесь была проложена своя дорога. На долю секунды всё вокруг оказалось в тумане, а потом стало очень светло. Облако осталось внизу. Она летела всё дальше, унося с собой мечты.

***

Целую секунду, ёкнувшую в пропасть времени, страшно и невыносимо пронзительно пищал кардиомонитор. Звук отражался от стен палаты, в которой врачи не смогли спасти подростка.

– Боже, боже мой… – только и слышалось из окружающего пространства – это говорили и хирурги, и люди, стоящие в коридоре.

На больничной койке лежала девочка. Одним этажом ниже, в отделении для взрослых, почти одновременно с ней  последний раз вздохнули женщина и мужчина.

За много километров от больницы работники спецслужб суетились  около вытащенного  из кювета  смятого автомобиля, а рядом безостановочно курил водитель  поврежденного грузовика.

Адель очень нежно улыбалась.

Анна Лапина