Глинтвейн, сосна и Новый год
-Всё взял?
-Конечно, взял! Думаешь, я такой дурак?
-Как будто это очень тяжело понять. Ай, не бей меня! Пойдём-ка отсюда лучше.
С того момента, как Грег сообщил мне о своей затее, минул уже почти месяц, а я всё еще был не в восторге. То есть, во мне проснулись азарт и даже интерес, но я искренне недоумевал; в конце концов, какую-нибудь праздничную весёлую глупость можно было провернуть и дома. Ну, и скажите на милость: зачем нам за два часа до конца этого года и начала следующего тащиться в рощу – да, именно рощу, вы не ослышались – причем с пакетами, набитыми хлопушками, ёлочными игрушками и кучей всякой мишуры?
Знаете, мой друг провернул как множество афер, так и вполне невинных, но забавных шалостей. Но именно эта наверняка будет по праву считаться самой грандиозной.
На самом деле, роща – не совсем точное название. Это лес. Самый настоящий. Возможно, не очень-то густой и обширный, но лес. А «рощей» его прозвали местные легенды, пришедшие из тех времён, когда город только-только заселялся.
Чтобы добраться до границ леса… ну, хорошо, рощи, – нужно проделать путь вверх по автотрассе – его мы проезжаем на машине, чтобы сэкономить время. Мешок с елочными игрушками звонко гремит о спину, когда я снова взваливаю его на себя. Вглубь рощи ведёт узенькая тропинка, вокруг которой в разные стороны расходятся тонкие ветви кустарников с хрупкими дорожками снега на поверхности. Здесь не опасно. Если не уходить слишком далеко, то самое страшное, что можно повстречать – белка, неожиданно промелькнувшая совсем рядом. Грег уверенно расталкивает в стороны замёрзшие растения, двигаясь по нечётким контурам тропинки; над нами смыкается пёстрый лесной полог.
Четверть часа мы молча бредём вперёд, рассекая темноту лучами фонарей. Вокруг не слышно ни звука, кроме тихих завываний ветра, невидимой змеёй скользящего меж деревьями. Грег останавливается, проводя рукой по широкой ветке сосны с заледеневшими на ней комьями снега, а затем отодвигает в сторону пушистые лапы – за ними чернеет пустое пространство. Он делает в него шаг.
-Ты уверен? – спрашиваю я. Ни разу не видел этой дороги за все вылазки в рощу.
-Абсолютно, – коротко отвечает Грег. – Идёшь?
И ныряет по ту сторону ряда деревьев, не дожидаясь ответа. Когда он полностью исчезает в переплетении веток, я спешу следом.
На этот раз мы идём куда меньше. Дорога в этой части шире, а верхушки деревьев не смыкаются, показывая синюю-синюю полоску неба, расцвеченную мигающими звёздами. Где-то слева ярко блестит Луна, бросая серебряный свет на тропу. Кажется, в лунном свете кружатся снежинки, как некий зимний аналог витающей в солнечном потоке пыли.
-Ну, вот мы и пришли.
Друг скинул с плеч мешки и расстегнул рюкзак – достал две кружки-термоса с глинтвейном. Я так загляделся на ночь, что даже не заметил широкой поляны в окружении грядой тёмных стволов. Это место навевает воспоминания о чём-то тёплом и весёлом…
-Грег, это же не…
-Да, это тот самый шалаш, который мы построили в апреле.
Он совсем не изменился. Всё то же дерево с содранным прямо посередине куском коры – рана, оставленная грозой, избороздившая дерево до сердцевины. На крошечном уступе – первая ступенька, последняя почти исчезает на самой верхушке. Насколько я помню, дальше – вытоптанная площадка с оборванными прутьями, а оттуда надо закидывать канат на соседнее дерево и карабкаться вверх. Я смотрю на крону растущей рядом сосны – на одном из самых мощных её сучьев прибита дощечка – так её никто и не отодрал, значит.
-Поверить не могу, – говорю я, опуская голову. Грег обматывает гирляндой маленькую ёлочку.
-Я тоже, – отвечает он и нажимает кнопку на переключателе. Ёлочка вспыхивает ярким разноцветным пламенем, а мне только остаётся восхищённо глядеть и надеяться, что когда мы решим снять гирлянду, это всё ещё будет лишь метафора.
-Думаю, прежде, чем мы вспомним старое, нам не помешает немного похрабреть и согреться, – ухмыляется друг, протягивая мне термос. Он прав, в общем-то.
Как только поляна цветёт фонариками, стеклянными игрушками и шуршащей мишурой, мы приваливаемся к дереву с повреждённой корой. Я ступаю на первую прибитую дощечку, чуть вдыхаю, делаю шаг вверх. Мы не уместимся на верхушке дерева вдвоём, так что как только я на ней оказываюсь, сразу беру прихваченный из дома новый канат – по просьбе Грега – и завязанным на несколько раз узлом кидаю в растущие в разные стороны ветви сосны. Попадаю.
Не помню, как сделал это – вот я только ощущаю холодный ворс под ладонями, и тут же сижу высоко-высоко над праздничной лесной поляной, а друг приземляется рядом, осторожно ощупывая опору.
-Не туда смотришь, – говорит он.
-В смысле?
-Я не просто так выбрал апрельский шалаш. Ты вперёд смотри, а не вниз. Так ещё вернее упадёшь.
И я посмотрел. Наш маленький родной город. Он горел и переливался, показывая сверкающие магазинные вывески, новогодние уличные украшения, фонари в окнах, тысячами зажигавшиеся и погасавшие, внезапно появлявшиеся то в одной части города, то в другой. Он жил своей жизнью под дорогой, ведущей с горы, которая поросла лесом, как камень мхом. Он встречал Новый год, объединив своих жителей флуоресцентными огнями и обществом друг друга. Где-то там пустуют наши квартиры. Интересно, обидно ли им, что хозяева оставили их в день, когда всё становится близким и от того счастливым.
-Сколько времени? – спрашиваю я, не в силах оторваться от этого зрелища.
-Без пятнадцати двенадцать. У тебя с собой?…
-Две, – и жестом фокусника достаю из-под пуховика оба термоса с горячим ароматным глинтвейном.
Остаток времени мы проводим молча. К той секунде, как очередная история времени канет в лету, город немного оживает. Мы тоже.
-За тебя, Грег, – говорю я, наконец. – Знаешь, только то, что мы сейчас здесь, действительно заставит меня чувствовать Новый год. Даже в течение всего следующего.
-Я знал, – улыбается он. – Я тоже буду помнить, как мы пили глинтвейн на ветке сосны, и, вероятнее всего, до конца жизни. За тебя, друг. Надеюсь, мы ещё это повторим.
И в этот момент город взорвался. Малиновые, синие, золотые, зелёные огни фейерверков взлетали, оглушительно разрываясь под самым куполом неба, и опадали наземь потухающими звёздами, оставляя после себя дым и тихий отзвук. Люди выходили на улицы, радовались, обнимались и поздравляли друг друга. Это было прекрасно.
Это было то самое «здесь и сейчас».
________
автор Анна Лапина