Там, где океан

Поделиться

«Где-то на самом краю Земли», где волны яростно хлестали друг друга по пенистым гребням, жили смотритель и маяк. Жили долго-долго, уже не помня даты рождения и даже собственного имени, ведь представляться на этом всеми забытом кусочке земли было некому. Они были как братья: оба стары, оба одиноки, потрёпаны и просто устали. Камень и человек, которые вовремя нашлись.

Правда, вовремя. Ни маяк, ни смотритель не могли представить себе лучшей старости, чем общество друг друга да огромной, широкой глади океана. Казалось, в это место, на малюсенький островок и пространство океана на несколько сотен миль в стороны, перебирались все, для кого все цвета давно слились в один. Выцветшая пальма, разваливающийся причал, почти незаметный восточный ветер, крохотная лодка с прорехами на полусгнившем дне. Маяк и старик-смотритель. Как ни странно, но общение здесь поддерживали только они.

Или не странно. Все рано или поздно устают, просто по-разному.

Однажды мимо этого края пролетала чайка. Её зацепило, что даже воздух здесь был наполнен тишиной, и птица приземлилась на выступ окна маяка.

-Эй, здравствуй! Почему здесь так призрачно и тихо? – спросила она.

-Здравствуй, Чайка, – ответил он. – Потому что призрачность и тишина живут здесь дольше, чем существует мир. Это их дом, который они любезно делят с нами. Куда ты летишь? Мы очень редко видим гостей.

-Я лечу в чудесный край… как тебя зовут?

-Маяк, – растерялся Маяк. Иного имени он не помнил, хоть и знал, что оно было. У всех маяков есть.

-Так вот, Маяк, я лечу в чудеснейший из чудесных край. Во тьме ночи он горит мириадами электрических звёзд, а днём его стеклянные небоскрёбы сверкают на солнце ярче заката. Там прозрачная вода бьёт о чисто-белый песок берегов, а люди добры и улыбчивы. На человеческом наречии и не скажешь, как он прекрасен… Скажи, а почему ты здесь, Маяк?

Маяк не сразу понял, о чём его спросили.

-Потому что… я здесь уже давно, – туманно ответил он. – Многое видел и чересчур многое чувствовал и теперь жажду отдыха. Чувствуешь, как им тут всё дышит?

Птица некоторое время молчала.

-Там, Маяк, за границами тишины, расцветает настоящая жизнь, – наконец изрекла она. – Жизнь взрывается и тает, летит, бежит, громыхает, падает, пугает, влюбляет и волнует. А здесь, – Чайка положила крыло на кирпичную стену Маяка, – она замирает. Милый Маяк, ты ведь не наслаждаешься отдыхом, ты в нём тонешь.

Снова наступила тишина. Теперь она доставляла Маяку меньше удовольствия, потому что была не абсолютной – в ней витали непривычно тревожные мысли.

– Ведь тебя ничего не держит, правильно? – тихо спросила Чайка. – Пойдём со мной, и я снова напою тебя счастьем.

-Я не могу ходить, – смутился Маяк. – И вообще-то держит, – он показал на старика, свернувшегося в своей кровати. Сейчас ему виделись чудесные, ушедшие в безвыходный лабиринт памяти картины, и слышать происходящее он не мог.

-Ты не должен о нём беспокоиться. Это человек, он может прожить и без осознания того, что разум имеют гораздо больше вещей.

-Это бесчестно, – возразил тот. – Каждую секунду, начиная с момента встречи, мы развеиваем одиночество друг друга. Спасаем друг друга от его холода. Это и есть дружба. К тому же, ходить я всё так же не умею.

-А ты попробуй, – настояла птица. – Отбрось это своё «не могу». Главное, что у тебя есть мысль – не отпускай её, пока она не станет реальностью. А потом оторвись и взлети. Каждый может быть птицей.

И раньше, чем Маяк смог до конца уловить механизм работы этого странного принципа, он заработал сам. Маяк резко взмыл в серое небо, ощущая сладостную легкость, поднимающуюся от самого сердца. Он вдруг понял, что все эти иссохшие, дряблые предметы – пальма, лодка, даже океан, – все они уже давным-давно где-то очень далеко, оставили здесь лишь пустую видимость себя. Значит, они не игнорировали его и старика. Просто их здесь не было.

Рядом парила Чайка, весело крича о том, как они вдвоём покорят этот мир, раскрыв все его тайны.

Занимался рассвет. Маяк увидел, как поднимается из своей постели смотритель, явно разбуженный птичьим криком. Едва начав протирать глаза спросонья, он – это было видно Маяку по давно изученной мимике – в изумлении повернулся к окну. В тусклых глазах старика отразилось понимание. Потом, собрав паутину морщин по сухому лицу, он печально улыбнулся:

-И только по этой причине, дорогой друг, мы с тобой не полностью были братьями: потому что ты лёгкий дух, а я грузный камень. Я буду скучать по тебе, заточенная в маяк душа.

Он взлетал всё выше и выше. Где-то около самого Солнца стало понятно ещё кое-что: некоторые вещи не пробуешь из одного только страха – что не вернёшься.

«Где-то на самом краю Земли», где волны яростно хлещут друг друга по пенистым гребням, смотритель одиноко ждал друга.